Неточные совпадения
Анна Андреевна. Послушай: беги
к купцу Абдулину… постой, я
дам тебе записочку (садится
к столу, пишет записку и между тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею
к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.
Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его
к ответу. Некоторое время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать не знаю, ведать не ведаю», не отвечал, но когда ему предъявили найденные на
столе вещественные доказательства и сверх того пообещали полтинник на водку, то вразумился и, будучи грамотным,
дал следующее показание...
— Никакой. Напротив, ребенок может убить медведя, — сказал он, сторонясь с легким поклоном пред
дамами, которые с хозяйкой подходили
к столу закусок.
Толпа раздалась, чтобы
дать дорогу подходившему
к столу Сергею Ивановичу. Сергей Иванович, выждав окончания речи ядовитого дворянина, сказал, что ему кажется, что вернее всего было бы справиться со статьей закона, и попросил секретаря найти статью. В статье было сказано, что в случае разногласия надо баллотировать.
— Однако надо написать Алексею, — и Бетси села за
стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна
дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от двери, — а мне надо сделать распоряжения.
Когда же встали из-за
стола и
дамы вышли, Песцов, не следуя за ними, обратился
к Алексею Александровичу и принялся высказывать главную причину неравенства. Неравенство супругов, по его мнению, состояло в том, что неверность жены и неверность мужа казнятся неравно и законом и общественным мнением.
Зло порождает зло; первое страдание
дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее
к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение
дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный
к чиновническому
столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Гремят отдвинутые стулья;
Толпа в гостиную валит:
Так пчел из лакомого улья
На ниву шумный рой летит.
Довольный праздничным обедом
Сосед сопит перед соседом;
Подсели
дамы к камельку;
Девицы шепчут в уголку;
Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков,
И вист, доныне знаменитый,
Однообразная семья,
Все жадной скуки сыновья.
Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести;
Оно у нас покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести.
Оно б годилось в эпиграмме…)
Но обращаюсь
к нашей
даме.
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у
столаС блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы;
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.
Петр Петрович вошел и довольно любезно, хотя и с удвоенною солидностью, раскланялся с
дамами. Впрочем, смотрел так, как будто немного сбился и еще не нашелся. Пульхерия Александровна, тоже как будто сконфузившаяся, тотчас же поспешила рассадить всех за круглым
столом, на котором кипел самовар. Дуня и Лужин поместились напротив друг друга по обоим концам
стола. Разумихин и Раскольников пришлись напротив Пульхерии Александровны, — Разумихин ближе
к Лужину, а Раскольников подле сестры.
Кончив петь,
дама подошла
к столу, взяла из вазы яблоко и, задумчиво погладив его маленькой рукою, положила обратно.
Он отошел
к столу, накапал лекарства в стакан,
дал Климу выпить, потом налил себе чаю и, держа стакан в руках, неловко сел на стул у постели.
Из коридора
к столу осторожно, даже благоговейно, как бы
к причастию, подошли двое штатских, ночной сторож и какой-то незнакомый человек, с измятым, неясным лицом, с забинтованной шеей, это от него пахло йодоформом. Клим подписал протокол, офицер встал, встряхнулся, проворчал что-то о долге службы и предложил Самгину
дать подписку о невыезде. За спиной его полицейский подмигнул Инокову глазом, похожим на голубиное яйцо, Иноков дружески мотнул встрепанной головой.
— Мадье де Монжо? — повторил он вдруг опять на всю залу, не
давая более никаких объяснений, точно так же как давеча глупо повторял мне у двери, надвигаясь на меня: Dolgorowky? Поляки вскочили с места, Ламберт выскочил из-за
стола, бросился было
к Андрееву, но, оставив его, подскочил
к полякам и принялся униженно извиняться перед ними.
— А я рублик на дамочку, на червонную, на хорошенькую, на паненочку, хи-хи! — прохихикал Максимов, выдвинув свою
даму и как бы желая скрыть ото всех, придвинулся вплоть
к столу и наскоро перекрестился под
столом. Митя выиграл. Выиграл и рублик.
Дама в трауре сидела, пододвинув кресла
к столу. Левою рукою она облокотилась на
стол; кисть руки поддерживала несколько наклоненную голову, закрывая висок и часть волос. Правая рука лежала на
столе, и пальцы ее приподымались и опускались машинально, будто наигрывая какой-то мотив. Лицо
дамы имело неподвижное выражение задумчивости, печальной, но больше суровой. Брови слегка сдвигались и раздвигались, сдвигались и раздвигались.
Купили два дивана,
стол к дивану, полдюжины кресел, по случаю; заплатили 40 руб., а мебель хорошая, рублей сто надо
дать.
Она бросалась в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила по комнате, падала в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась в постель, и опять ходила, и несколько раз подходила
к письменному
столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не
давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним в комнату мужа, бросила его да
стол, и бросилась в свою комнату, упала в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она побежала в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?
Он до того разлюбезничался, что рассказал мне все свои семейные дела, даже семилетнюю болезнь жены. После завтрака он с гордым удовольствием взял с вазы, стоявшей на
столе, письмо и
дал мне прочесть «стихотворение» его сына, удостоенное публичного чтения на экзамене в кадетском корпусе. Одолжив меня такими знаками несомненного доверия, он ловко перешел
к вопросу, косвенно поставленному, о моем деле. На этот раз я долею удовлетворил городничего.
Между рекомендательными письмами, которые мне
дал мой отец, когда я ехал в Петербург, было одно, которое я десять раз брал в руки, перевертывал и прятал опять в
стол, откладывая визит свой до другого дня. Письмо это было
к семидесятилетней знатной, богатой
даме; дружба ее с моим отцом шла с незапамятных времен; он познакомился с ней, когда она была при дворе Екатерины II, потом они встретились в Париже, вместе ездили туда и сюда, наконец оба приехали домой на отдых, лет тридцать тому назад.
— Лежи, лежи! не говори, коли трудно! — приказывала матушка и садилась
к столу, чтобы подробно расспросить домашних и
дать необходимые наставления.
Баклажка прокатилася по
столу и сделала гостей еще веселее прежнего. Тут Черевик наш, которого давно мучила красная свиткаи не
давала ни на минуту покою любопытному его духу, приступил
к куму...
Они уходят в соседнюю комнату, где стоит большой
стол, уставленный закусками и выпивкой. Приходят, прикладываются, и опять —
к дамам или в соседнюю комнату, — там на двух
столах степенная игра в преферанс и на одном в «стуколку». Преферансисты — пожилые купцы, два солидных чиновника — один с «Анной в петлице» — и сам хозяин дома, в долгополом сюртуке с золотой медалью на ленте на красной шее, вырастающей из глухого синего бархатного жилета.
— Деревенщину-то пора бросать, — говорила она,
давая наставления, как устроить по-городски квартиру, как одеваться и как вообще держать себя. — И знакомиться со всеми тоже не следует… Как я буду
к вам в гости ездить, ежели вы меня будете сажать за один
стол с каким-нибудь деревенским попом Макаром или мельником Ермилычем?
— Скучно здесь, — говорила она, посматривая на дверь, —
дайте я попробую выйти
к столу.
— Ты! Ну, для тебя
давай, буду есть. Девушки взяли стулья и сели
к столу.
Суббота была обычным днем докторского осмотра,
к которому во всех домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и
дамы из общества, собираясь с визитом
к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее белье, даже по возможности более нарядное. Окна на улицу были закрыты ставнями, а у одного из тех окон, что выходили во двор, поставили
стол с твердым валиком под спину.
Вихров
дал ей денег и съездил как-то механически
к господам, у которых дроги, — сказал им, что надо, и возвратился опять в свое Воздвиженское. Лежащая на
столе, вся в белом и в цветах, Клеопатра Петровна ни на минуту не оставляла его воображения. На другой день он опять как-то машинально поехал на вынос тела и застал, что священники были уже в домике, а на дворе стояла целая гурьба соборных певчих. Катишь желала как можно параднее похоронить свою подругу. Гроб она также заказала пренарядный.
— Что это такое вы делаете — не
даете мне лошадей! — воскликнул он, входя
к ней в залу, в которой на
столе были уже расставлены закуска и вина разные.
— Не трудись их вынимать, а, напротив,
дай мне расписку, что я их не взял у тебя! — сказал Вихров и, подойдя
к столу, написал такого рода расписку. — Подпишись, — прибавил он, подвигая ее
к мужику.
И вдруг вспомнил мальчик про то, что у него так болят пальчики, заплакал и побежал дальше, и вот опять видит он сквозь другое стекло комнату, опять там деревья, но на
столах пироги, всякие — миндальные, красные, желтые, и сидят там четыре богатые барыни, а кто придет, они тому
дают пироги, а отворяется дверь поминутно, входит
к ним с улицы много господ.
К столу вышла его жена, полная, крупная, важная и молчаливая
дама, без шеи, со многими подбородками.
День он шел, а на ночь десятский отводил его на очередную квартиру. Хлеб ему везде
давали, а иногда и сажали за
стол ужинать. В одной деревне Орловской губернии, где он ночевал, ему сказали, что купец, снявший у помещика сад, ищет молодцов караульных. Василью надоело нищенствовать, а домой итти не хотелось, и он пошел
к купцу-садовнику и нанялся караульщиком за пять рублей в месяц.
— Хорошо… Вина
дай, шампанского: охолодить, конечно, вели — и
дай ты нам еще бутылку рейнвейна. Вы, впрочем, может быть, за
столом любите больше красное? — обратился князь
к Калиновичу.
Раздав все подарки, княжна вбежала по лестнице на террасу, подошла и отцу и поцеловала его, вероятно, за то, что он
дал ей случай сделать столько добра. Вслед за тем были выставлены на
столы три ведра вина, несколько ушатов пива и принесено огромное количество пирогов. Подносить вино вышел камердинер князя, во фраке и белом жилете. Облокотившись одною рукою на
стол, он обратился
к ближайшей толпе...
Шествие
к столу произошло торжественно: кавалеры повели
дам под руки.
— Сломить меня не думайте, как сделали это с прежним вице-губернатором! — продолжал Калинович, колотя пальцем по
столу. — Меня там знают и вам не выдадут; а я, с своей стороны, нарочно останусь здесь, чтоб не
дать вам пикнуть, дохнуть… Понимаете ли вы теперь всю мою нравственную ненависть
к вашим проделкам? — заключил он, колотя себя в грудь.
— Дай-ка и я выпью стаканчик! — сказал он, садясь подле
стола. — Что это, вы из Петербурга едете, молодой человек? — сказал он, ласково обращаясь
к Володе.
Тишка (садится
к столу и вынимает из кармана деньги). Полтина серебром — это нынче Лазарь
дал. Да намедни, как с колокольни упал, Аграфена Кондратьевна гривенник
дали, да четвертак в орлянку выиграл, да третёвось хозяин забыл на прилавке целковый. Эвось, что денег-то! (Считает про себя.)
Он в течение всего того дня всячески старался оказывать глубочайшее почтение Санину; за
столом, торжественно и решительно, минуя
дам, подавал блюда ему первому; во время карточной игры уступал ему прикупку, не дерзал его ремизить; объявлял, ни
к селу ни
к городу, что русские — самый великодушный, храбрый и решительный народ в мире!
Но пока г-н Клюбер рассчитывался с кельнером, которому он, в виде штрафа, не
дал на водку ни одного крейцера, Санин быстрыми шагами подошел
к столу, за которым сидели офицеры, и, обратившись
к оскорбителю Джеммы (он в это мгновенье
давал своим товарищам поочередно нюхать ее розу), — произнес отчетливо, по-французски...
— И всплывет-с, не беспокойтесь! Кроме того-с, в общественных местах не должно говорить о делах, а вот лучше, — визжал член, проворно хватая со стоявшей на
столе вазы фрукты и конфеты и рассовывая их по своим карманам, — лучше теперь прокатимся и заедем
к одной моей знакомой
даме на Сретенке и у ней переговорим обо всем.
—
Давай!
давай! — спешит ответить Арина Петровна и живо выскакивает из-за чая. Но по дороге
к ломберному
столу ее посещает новая мысль.
Над
столом висит лампа, за углом печи — другая. Они
дают мало света, в углах мастерской сошлись густые тени, откуда смотрят недописанные, обезглавленные фигуры. В плоских серых пятнах, на месте рук и голов, чудится жуткое, — больше, чем всегда, кажется, что тела святых таинственно исчезли из раскрашенных одежд, из этого подвала. Стеклянные шары подняты
к самому потолку, висят там на крючках, в облачке дыма, и синевато поблескивают.
Войдя мягкими, поспешными шагами в гостиную, он извинился перед
дамами за то, что опоздал, поздоровался с мужчинами и подошел
к грузинской княгине Манане Орбельяни, сорокапятилетней, восточного склада, полной, высокой красавице, и подал ей руку, чтобы вести ее
к столу.
За
столом разместились попарно, то есть мужчины вперемежку с
дамами. Излишек мужчин (преимущественно старцы, уже совсем непотребные) сгруппировался на другом конце
стола, поближе
к хозяину.
Я подошел
к столу с новыми своими знакомыми, но так как не хватало стульев, Бавс поймал пробегающего мимо мальчишку,
дал ему пинка, серебряную монету, и награжденный притащил из ресторана три стула, после чего, вздохнув, шмыгнул носом и исчез.
Выразив удовольствие, что случайно
дал полезный совет, я спустился в небольшую каюту с маленьким окном в стене кормы, служившую столовой, и сел на скамью
к деревянному простому
столу, где уже сидел Тоббоган.
Разговор с Бутлером как бы подвел меня
к запертой двери, но не
дал ключа от замка; узнав кое-что, я, как и раньше, знал очень немного о том, почему фотография Биче Сениэль украшает
стол Геза.
Гез поклялся женщинам, что я приду за
стол, так как
дамы во что бы то ни стало хотели видеть «таинственного», по их словам, пассажира и дразнили Геза моим презрением
к его обществу.